Подарок для: littlepolka
От: Нэши Лиат
Название: .|Fall
Фандом: TSUBASA: RESERVoir CHRoNiCLE
Персонажи: близнецы королевской династии Валерии и их мать
Рейтинг: PG (на самом деле – никакого криминала, но сам я в рейтингах пень, а сестра сказала мне, что если умер хоть кто-то – это уже PG)
Дисклеймер: Да. Кламповские тетеньки. Все до единого персонажи Их, родимых. Яубогий и многогрешный всего лишь домысливаю то, о чем они изволили умолчать.
Авторский комментарий: В общем, что. Отдельное извинение за топорную шапку и неайсовое название) И за то, что времени мне не хватило на что-то побольше и исторически поинтереснее (а не хватило мне его катострофически; сплошные запарки. Пришлось сыграть в догонялки с дядькой Хроносом, чтобы успеть). Что ж, потом, в следующем году, даст Богиня (на этой неделе я молюсь Богине), руки мои дойдут и до других тайн, покрытых мраком ^ ~ Самому хочется понять, что там было и где.
Ах да, плюс страшная тайна, хотите?)
На самом деле я женщина х)
читать дальше+ открытка хэнд-мэйд
Вообще сказки мало чем отличаются от легенд.
Что одни, что другие рассказывают о вещах, заставляющих невинные детские глазки открываться широко-широко. И в подавляющем большинстве представителей обоих племен, старающихся всеми правдами и неправдами – о правдах и неправдах будет отдельный разговор – удержаться на таких изменчивых волнах привередливой людской памяти, все кончается хорошо. Начинается плохо, никто не спорит, продолжается тоже не слишком весело, но в конце – всегда пир, и всегда они жили долго и счастливо, предварительно порубив на жульен пару драконов или сотню-другую врагов из числа рода человеческого. И замечено: чем немеренней вражья силушка, тем скорее и вернее победа тех, кто за наших.
Тогда какая разница, спросите вы (или не спросите, воля ваша, но предположим, что вы все же спросили). А вот какая.
Безусловно, сказка научит наших сыновей тому, что нужно, что можно и чего не бывает. Она даже может научить, что говорить или как заваривать чай. Еще она поможет заснуть. Сказки более чем полезны. Они мудры, и можно считать сколь угодно долго и не сосчитать, сколько непостижимых даже для мудрейших из мужей сакральных мотивов и вселенских символов сквозит в словах какого-нибудь заурядного колобка или обычной Бабы-Яги. Дети, не слышавшие сказок, многое теряют и вырастают плохими взрослыми. Недостойными. И без силы воли. И без воображения. Да вообще без всего, без чего только можно вырасти взрослым.
А легенда…
С чего начинается легенда?
С того, что кто-то родился. Нет, не так. С того, что кто-то умер, потом кто-то родился, и умер тот, кто убил того, кто умер в начале. Но этим легенда уже кончается. В середине бывают говорящие змеи.
Так вот, возвращаясь к разговору о разнице. Она есть. Слыша сказку, мужчины добродушно усмехаются и подкручивают усы. Слыша легенду, мужчины мрачнеют и закуривают.
Это потому, что в легенде речь идет о том, что на самом деле было.
И ее будут помнить вечно. Сказка появится новая, ибо за тем добрым, светлым и простым, что дает ей начало, далеко идти не надо, прогуляйтесь до лавки булочника за углом – и пожалуйста, наверняка встретите что-нибудь подходящее. Но та большая катастрофа, из которой, как из уродливого темного яйца, родится легенда, случается раз в пять сотен лет и никак не чаще
И не дай вам боги, все, какие только существуют в этом мире, стать героями легенды или, что куда страшнее, ее причиной.
Знаете, есть много поучительных историй о братьях в количестве от двух и более, не любящих друг друга. Более того, есть истории о братьях, воюющих друг с другом, соревнующихся друг с другом, оскорбляющих друг друга и всякое такое. Правда, в конце они обычно мирятся, обнимаются и вместе уходят на закат. Если нет – это плохая история. Жестокая.
И есть только один прецедент, когда память о братьях, души друг в друге не чаявших, пронесли через года, из поколения в поколение передавая Легенду о том, как была до основания разрушена Валерия.
Кажется, там были замешаны то ли демоны, то ли какие-то адские твари, то ли просто несметные вражьи полчища, да, впрочем, какая разница. Главными фигурами стали два кукловода с одинаковыми лицами, с одинаковыми холодными и жестокими глазами.
Просто удивительно, как люди хорошо запоминают плохое.
Долгое время после этого двойняшки вообще старались благоразумно не рождаться, но ведь все когда-то случается в первый раз, верно?
И обязательно самое плохое случается с тобой. Не с кем-то другим, а с тобой, с человеком, который свято верил – и молил об этом Богиню – чтобы беда обошла стороной всех и особенно его самого.
В начале редко можно предугадать, каким будет конец. Даже если понастроишь планов, и в твоей голове панорама того, что еще только должно случиться, будет написана самой искусной кистью в самых нежных оттенках, случится и так, и не так. Случиться может все, что угодно.
И если ты видишь вещие сны, яснее от этого, понятное дело, не становится. Это давно развенчанное заблуждение.
Она не грезила о браке, детях и семье, сидя в своем Храме и проводя каждый день с утра до вечера, стоя на коленях перед алтарем Богини и умоляя ее забыть все грехи ее смертных чад. И даже в тот день, когда одна за одной другие служанки Небесной Матери поднимали глаза, до того смиренно опущенные долу, и вздох восхищения эхом разнесся под светлым сводом, она посмотрела на принца только тогда, когда он подошел и попросил ее на него посмотреть.
Конечно, не сразу так получилось, что он увез ее оттуда и взял в жены. Сначала он со всем пылом юности пытался нарушать монастырский устав и залезать в окна во время, неурочное для посещений, но она строго-настрого запретила ему отвлекать служителей Богини от выторговывания для его же подданных хорошего урожая и мирных дней. Тогда он смирился и наведывался только по вечерам, когда им разрешалось на полчаса выйти в сад и подумать о мирской жизни.
Стоит ли напоминать, что тогда она была еще красива своей незапятнанной, неизраненной душой. За это он ее и полюбил.
А уж как они поженились, она и сама не заметила. Помнила только канитель роскошных нарядов, отбраковываемых один за другим женщинами, что ее одевали, попытки заставить ее, ошеломленную суетой и шумом, выучить всех приближенных ко двору по именам и то, как ее жених, прекраснейший из принцев, ревностно защищал ее от нападок брата и старых закостенелых вельмож.
Она была напугана. Но когда они оставались одни в комнате, и наконец-то наступала тишина, ее страх проходил, и она понимала, до какой степени все же любит его. Так она не смогла бы полюбить ни Богиню, ни другого смертного, будь он даже лучшим из них.
Она не думала о том, что будет. В какой-то момент ей показалось, что тут и гадать нечего – они тихо доживут, тихо состарятся, тихо умрут. Возможно, ее возлюбленный когда-нибудь станет королем и править будет мудро и достойно, войн вести не захочет, будет любим и почитаем подданными. Валерия – самая благодатная почва для такого расклада дел. Она сама просит, чтобы ей дали быть похожей на сказку, ту, что с зеленой травой, поющими менестрелями и отцами, дающими своим сыновьям мудрые наставления.
Они мечтали о сыне, мечтали вдвоем. Впрочем, они горячо любили бы и дочь, если бы она родилась, но сын был бы просто благословением небес. Он позволил бы им передать трон не абы кому – ибо наследников у старшего брата принца, ныне царствующего, не было и не предвиделось.
Они были счастливы.
А потом ей приснился сон про то, как хрупкая фигурка в волне очень длинных светлых волос падает откуда-то с очень большой высоты, приснился и больше не захотел уходить.
Конечно, в первый раз она проснулась в слезах и в холодном поту. Сколько ее муж ни спрашивал, в чем дело, сгорая от беспокойства, она молчала. Она просто не смогла бы выразить все то, что видела. Со снами всегда так случается – то, что напугало тебя, облеченное в форму слов становится плоским и бесцветным, но страх не проходит.
А потом – со временем – она привыкла. Видение приходило не каждую ночь, оно возвращалось не слишком часто и вскоре почти перестало задевать ее. Ведь никогда нельзя быть уверенным, сбудется сон или окажется просто игрой воображения, и не стоит бояться раньше времени – ее научили этому еще в Храме, где можно было не стесняться того, что будущее все не может оставить тебя в покое.
За все это время, за этот счастливый год, проведенный в любви и кошмарах – но больше, конечно, в любви, нежной и теплой – она и представить себе не могла, что совсем скоро будет вот так вот стоять на подоконнике, с непокрытой головой, с волосами, находящимися в первозданном хаосе, в одной ночной рубашке, овеваемая ледяным ветром зимы, заносящим в комнату тающие в воздухе кристаллики снежинок.
С причинно-следственными связями порой случаются странные штуки. И иногда бывает непонятно, первое произошло из-за второго или второе из-за первого. Результат в обоих случаях одинаков, поэтому редко кто-то интересуется выяснением того, как же все было на самом деле. Часто это просто не принципиально.
Но для нее – для нее это было более чем принципиально.
Она не могла, не желала верить, что во всем этом хаосе, захватившем мир вокруг нее, действительно виноваты двое, любимые ею больше всего. Больше мужа, душу которого уже забрала Небесная Мать, больше собственной жизни.
Ее сыновья.
Когда все только началось, она словно впала в оцепенение под градом нападок и обвинений. Она смотрела и молчала. По целым дням сидела взаперти у себя в комнате вместе с близнецами, потому что любой из них троих запросто мог быть убит, и в ее светловолосой голове вертелось только одно: «не может быть, не может быть, не может такого быть!» И ей казалось, что чувств в ней не осталось вовсе.
А когда начались засуха, война, разруха, люди – все люди, с женщинами и детьми – умирали десятками, она поняла, что ей не казалось. Чувств и в самом деле не было.
Нет, конечно же, она сожалела. Ей было очень, очень жаль и досадно, что она не может ничего предпринять. Но бездны отчаяния, пучины грусти, позывов к самоубийству она не ощущала. Мальчики росли. Им было уже по… она не помнила, сколько. Все дни слились в одну бесконечную зиму.
И вот сегодня утром она отослала прочь двух служанок, с которыми некогда вместе молилась Богине, сказав, что хочет остаться одна. Они ушли с радостью, ибо находиться рядом с ней, с ведьмой, проклявшей благословенную Валерию, было и страшно и противно. Она осталась перед зеркалом в пустой и темной комнате. Думала было причесаться и одеться как следует, но потом поняла – неохота, да и незачем. Посидела немного, встала, открыла окно.
Взобралась на подоконник.
Тот зимний день словно был подарком Небесной Матери. Морозный, одевший маленькие елочки около дворца в иней и снежный мех, раскрасивший прозрачное небо в лиловый, золото и сероватый голубой. Отсюда, со своей башни, она могла видеть даже отяжелевшие, скованные льдом венчики моржовки.
Ну что же, спасибо.
Это не было бегством.
Всем известно, что птицы защищают своих птенцов – ценой собственной жизни, ценой жизни чужой. Но нужно быть наблюдательным, чтобы знать, что для этого не всегда обязательно оставаться рядом. Можно притвориться, что у тебя сломано крыло, и увести кобру за милю от гнезда.
Это озарение пришло ей совсем недавно. Если видишь будущее, возможно, есть способ и… слегка подкорректировать… его? Ибо она начала догадываться, что значил ее сон, и твердо решила, что сбыться ему она позволит только через свой труп.
У нее и так отобрали все, что только можно было. Будущее, мечту, мужа, умершего внезапно под диагнозом «неизвестная болезнь», поставленным местными врачами, больше похожими на гробовщиков – под стать их королю, находиться рядом с которым для нее, как и для многих других, было теперь смерти подобно.
Она уже оплакала свою судьбу, печальную сказку, сказку о принцессе, которой так и не довелось стать королевой.
Поэтому теперь она могла расправить плечи, поднять голову, улыбнуться и спросить: «Ну что, что еще вы можете у меня отнять?»
Жалеть ей было не о чем.
Она даже больше не жалела о том, что не может кончить все это дело мирно. Что не может раскрыть людям глаза на то, что двух ее ангелов обвинили совершенно беспочвенно. Ее мужа отравили завистники, предвестья засухи замечали еще тогда, когда малыши даже не появились на свет, войну начал сам король Валерии, нагрубив императору-соседу. Они не виноваты, слышите, ни в чем не виноваты! Все просто совпало. Это случайность, случайность, просто случайность. Почему вам всегда нужна жертва, на которую все можно свалить?
Это не было бегством.
Она делала это не от отчаяния и не от страха. Ее тело даже не смело дрожать от холода – оно было зажато в железных тисках ее храбрости. Она решила – и она делала это потому, что это могло помочь.
Жалеть ей было не о чем. Близился день, когда умерла бы и она, и то, что она до сих пор не отравлена, – всего лишь результат лени или забывчивости придворного повара. Если сегодня в ее завтраке еще не было какой-нибудь цикуты, то она нашлась бы там за обедом, или за завтраком на другой день. Возможно, неведомый яд уже течет по ее венам и подбирается к сердцу, так что через час-другой – паралич дыхательной системы и смерть, и в некрологе напишут: «заразилась от собственного мужа, когда плакала у его смертного одра».
Жалеть ей было не о чем.
Она не стала мстить. Она могла бы, как булгаковская Маргарита, о существовании которой она, разумеется, даже не подозревала, рвать, метать и крушить, она могла бы, в конце концов, плюнуть в королевский кофе, но не стала. Ведь, в конце концов, она делала то, что делала, не потому, что ненавидела. Она делала это потому, что любила.
Внизу кто-то заметил ее, что-то закричал, куда-то побежал. На лестницу, наверное, и через пару минут сюда ввалится толпа людей, и схватит ее, и посадит в комнату без окон, начисто лишенную острых предметов. Потеря времени, значит, потеря единственного шанса.
Жалеть ей было не о чем. Разве что…
Она обернулась и увидела в дверном проеме две маленьких тени. Не очень напуганных, не слишком печальных, просто стоящих и ждущих.
Она хотела, чтобы они услышали то единственное, что она еще должна была им сказать в этой жизни.
Она не знала, через какую чудовищную призму преломились их души, если ее заурядное сновиденье вылилось в невиданную магическую мощь. Но, памятуя о том, что ее сослали в Храм за то, что она предсказала смерть соседской кошки, она старалась даже не думать о том, что может случиться с ними.
Она смотрела на них, потом улыбнулась со всей нежностью, что жила в ее душе с самого их рождения, и шепнула:
- Вы ни в чем не виноваты.
Четыре топазовых глаза смотрели на нее спокойно и неподвижно, и не было никакой возможности понять, услышали они ее или нет.
Что ж. Рано прощаться. Они еще встретятся, там, в Верхнем мире, где, как говорят, нет скорби и вечность летит так, что не замечает ее. Они встретятся там, какими бы дьяволами кто ни называл ее детей, она-то знает. Она знает о том, что бывает после, больше их всех вместе взятых.
Она не думала о том, что будет, если не сработает.
Жалеть ей было не о чем.
Она верила, что случившееся однажды больше повториться не может. Значит, угрозы больше нет. Все будет хорошо.
Она закрыла глаза и спиной вперед шагнула с подоконника.
Так воплотился ее сон – тонкая фигурка, падающая вниз в лентах длинных белых волос.
Десятью секундами позже пятеро мужчин без стука ворвались в ее комнату-тюрьму, но застали там только двух маленьких экс-принцев, утративших титул со смертью отца.
Они держались за руки.
И то, что жило в их голубых глазах, могло свести с ума.
Они молчали. Они молчали и потом, до самого расставания. Они были в таком возрасте, когда уже все понимаешь, но еще ничего не обязан объяснять.
И, наверное, они услышали то, что должны были, потому что тогда, перед лицом выбора между смертью одного и смертью обоих, попросту отказались выбирать.
Они-то знали, что не сработало, потому что проклятия всегда берут по максимуму.
Но они – не виноваты. А значит, можно отнять у них свидетельство о чистоте крови, право считаться людьми, можно отнять у них все, что угодно, но право остаться никто у них не заберет, как ни старайся.
Они забыли это – когда вырастаешь, всегда забываешь все, что знал. Но это было потом, совсем не скоро. А пока они держались за руки.
И этого было довольно, чтобы сказать все, что нужно было сказать, и помнить все, что нужно было помнить.
От: Нэши Лиат
Название: .|Fall
Фандом: TSUBASA: RESERVoir CHRoNiCLE
Персонажи: близнецы королевской династии Валерии и их мать
Рейтинг: PG (на самом деле – никакого криминала, но сам я в рейтингах пень, а сестра сказала мне, что если умер хоть кто-то – это уже PG)
Дисклеймер: Да. Кламповские тетеньки. Все до единого персонажи Их, родимых. Я
Авторский комментарий: В общем, что. Отдельное извинение за топорную шапку и неайсовое название) И за то, что времени мне не хватило на что-то побольше и исторически поинтереснее (а не хватило мне его катострофически; сплошные запарки. Пришлось сыграть в догонялки с дядькой Хроносом, чтобы успеть). Что ж, потом, в следующем году, даст Богиня (на этой неделе я молюсь Богине), руки мои дойдут и до других тайн, покрытых мраком ^ ~ Самому хочется понять, что там было и где.
Ах да, плюс страшная тайна, хотите?)
На самом деле я женщина х)
читать дальше+ открытка хэнд-мэйд
Вообще сказки мало чем отличаются от легенд.
Что одни, что другие рассказывают о вещах, заставляющих невинные детские глазки открываться широко-широко. И в подавляющем большинстве представителей обоих племен, старающихся всеми правдами и неправдами – о правдах и неправдах будет отдельный разговор – удержаться на таких изменчивых волнах привередливой людской памяти, все кончается хорошо. Начинается плохо, никто не спорит, продолжается тоже не слишком весело, но в конце – всегда пир, и всегда они жили долго и счастливо, предварительно порубив на жульен пару драконов или сотню-другую врагов из числа рода человеческого. И замечено: чем немеренней вражья силушка, тем скорее и вернее победа тех, кто за наших.
Тогда какая разница, спросите вы (или не спросите, воля ваша, но предположим, что вы все же спросили). А вот какая.
Безусловно, сказка научит наших сыновей тому, что нужно, что можно и чего не бывает. Она даже может научить, что говорить или как заваривать чай. Еще она поможет заснуть. Сказки более чем полезны. Они мудры, и можно считать сколь угодно долго и не сосчитать, сколько непостижимых даже для мудрейших из мужей сакральных мотивов и вселенских символов сквозит в словах какого-нибудь заурядного колобка или обычной Бабы-Яги. Дети, не слышавшие сказок, многое теряют и вырастают плохими взрослыми. Недостойными. И без силы воли. И без воображения. Да вообще без всего, без чего только можно вырасти взрослым.
А легенда…
С чего начинается легенда?
С того, что кто-то родился. Нет, не так. С того, что кто-то умер, потом кто-то родился, и умер тот, кто убил того, кто умер в начале. Но этим легенда уже кончается. В середине бывают говорящие змеи.
Так вот, возвращаясь к разговору о разнице. Она есть. Слыша сказку, мужчины добродушно усмехаются и подкручивают усы. Слыша легенду, мужчины мрачнеют и закуривают.
Это потому, что в легенде речь идет о том, что на самом деле было.
И ее будут помнить вечно. Сказка появится новая, ибо за тем добрым, светлым и простым, что дает ей начало, далеко идти не надо, прогуляйтесь до лавки булочника за углом – и пожалуйста, наверняка встретите что-нибудь подходящее. Но та большая катастрофа, из которой, как из уродливого темного яйца, родится легенда, случается раз в пять сотен лет и никак не чаще
И не дай вам боги, все, какие только существуют в этом мире, стать героями легенды или, что куда страшнее, ее причиной.
Знаете, есть много поучительных историй о братьях в количестве от двух и более, не любящих друг друга. Более того, есть истории о братьях, воюющих друг с другом, соревнующихся друг с другом, оскорбляющих друг друга и всякое такое. Правда, в конце они обычно мирятся, обнимаются и вместе уходят на закат. Если нет – это плохая история. Жестокая.
И есть только один прецедент, когда память о братьях, души друг в друге не чаявших, пронесли через года, из поколения в поколение передавая Легенду о том, как была до основания разрушена Валерия.
Кажется, там были замешаны то ли демоны, то ли какие-то адские твари, то ли просто несметные вражьи полчища, да, впрочем, какая разница. Главными фигурами стали два кукловода с одинаковыми лицами, с одинаковыми холодными и жестокими глазами.
Просто удивительно, как люди хорошо запоминают плохое.
Долгое время после этого двойняшки вообще старались благоразумно не рождаться, но ведь все когда-то случается в первый раз, верно?
И обязательно самое плохое случается с тобой. Не с кем-то другим, а с тобой, с человеком, который свято верил – и молил об этом Богиню – чтобы беда обошла стороной всех и особенно его самого.
В начале редко можно предугадать, каким будет конец. Даже если понастроишь планов, и в твоей голове панорама того, что еще только должно случиться, будет написана самой искусной кистью в самых нежных оттенках, случится и так, и не так. Случиться может все, что угодно.
И если ты видишь вещие сны, яснее от этого, понятное дело, не становится. Это давно развенчанное заблуждение.
Она не грезила о браке, детях и семье, сидя в своем Храме и проводя каждый день с утра до вечера, стоя на коленях перед алтарем Богини и умоляя ее забыть все грехи ее смертных чад. И даже в тот день, когда одна за одной другие служанки Небесной Матери поднимали глаза, до того смиренно опущенные долу, и вздох восхищения эхом разнесся под светлым сводом, она посмотрела на принца только тогда, когда он подошел и попросил ее на него посмотреть.
Конечно, не сразу так получилось, что он увез ее оттуда и взял в жены. Сначала он со всем пылом юности пытался нарушать монастырский устав и залезать в окна во время, неурочное для посещений, но она строго-настрого запретила ему отвлекать служителей Богини от выторговывания для его же подданных хорошего урожая и мирных дней. Тогда он смирился и наведывался только по вечерам, когда им разрешалось на полчаса выйти в сад и подумать о мирской жизни.
Стоит ли напоминать, что тогда она была еще красива своей незапятнанной, неизраненной душой. За это он ее и полюбил.
А уж как они поженились, она и сама не заметила. Помнила только канитель роскошных нарядов, отбраковываемых один за другим женщинами, что ее одевали, попытки заставить ее, ошеломленную суетой и шумом, выучить всех приближенных ко двору по именам и то, как ее жених, прекраснейший из принцев, ревностно защищал ее от нападок брата и старых закостенелых вельмож.
Она была напугана. Но когда они оставались одни в комнате, и наконец-то наступала тишина, ее страх проходил, и она понимала, до какой степени все же любит его. Так она не смогла бы полюбить ни Богиню, ни другого смертного, будь он даже лучшим из них.
Она не думала о том, что будет. В какой-то момент ей показалось, что тут и гадать нечего – они тихо доживут, тихо состарятся, тихо умрут. Возможно, ее возлюбленный когда-нибудь станет королем и править будет мудро и достойно, войн вести не захочет, будет любим и почитаем подданными. Валерия – самая благодатная почва для такого расклада дел. Она сама просит, чтобы ей дали быть похожей на сказку, ту, что с зеленой травой, поющими менестрелями и отцами, дающими своим сыновьям мудрые наставления.
Они мечтали о сыне, мечтали вдвоем. Впрочем, они горячо любили бы и дочь, если бы она родилась, но сын был бы просто благословением небес. Он позволил бы им передать трон не абы кому – ибо наследников у старшего брата принца, ныне царствующего, не было и не предвиделось.
Они были счастливы.
А потом ей приснился сон про то, как хрупкая фигурка в волне очень длинных светлых волос падает откуда-то с очень большой высоты, приснился и больше не захотел уходить.
Конечно, в первый раз она проснулась в слезах и в холодном поту. Сколько ее муж ни спрашивал, в чем дело, сгорая от беспокойства, она молчала. Она просто не смогла бы выразить все то, что видела. Со снами всегда так случается – то, что напугало тебя, облеченное в форму слов становится плоским и бесцветным, но страх не проходит.
А потом – со временем – она привыкла. Видение приходило не каждую ночь, оно возвращалось не слишком часто и вскоре почти перестало задевать ее. Ведь никогда нельзя быть уверенным, сбудется сон или окажется просто игрой воображения, и не стоит бояться раньше времени – ее научили этому еще в Храме, где можно было не стесняться того, что будущее все не может оставить тебя в покое.
За все это время, за этот счастливый год, проведенный в любви и кошмарах – но больше, конечно, в любви, нежной и теплой – она и представить себе не могла, что совсем скоро будет вот так вот стоять на подоконнике, с непокрытой головой, с волосами, находящимися в первозданном хаосе, в одной ночной рубашке, овеваемая ледяным ветром зимы, заносящим в комнату тающие в воздухе кристаллики снежинок.
С причинно-следственными связями порой случаются странные штуки. И иногда бывает непонятно, первое произошло из-за второго или второе из-за первого. Результат в обоих случаях одинаков, поэтому редко кто-то интересуется выяснением того, как же все было на самом деле. Часто это просто не принципиально.
Но для нее – для нее это было более чем принципиально.
Она не могла, не желала верить, что во всем этом хаосе, захватившем мир вокруг нее, действительно виноваты двое, любимые ею больше всего. Больше мужа, душу которого уже забрала Небесная Мать, больше собственной жизни.
Ее сыновья.
Когда все только началось, она словно впала в оцепенение под градом нападок и обвинений. Она смотрела и молчала. По целым дням сидела взаперти у себя в комнате вместе с близнецами, потому что любой из них троих запросто мог быть убит, и в ее светловолосой голове вертелось только одно: «не может быть, не может быть, не может такого быть!» И ей казалось, что чувств в ней не осталось вовсе.
А когда начались засуха, война, разруха, люди – все люди, с женщинами и детьми – умирали десятками, она поняла, что ей не казалось. Чувств и в самом деле не было.
Нет, конечно же, она сожалела. Ей было очень, очень жаль и досадно, что она не может ничего предпринять. Но бездны отчаяния, пучины грусти, позывов к самоубийству она не ощущала. Мальчики росли. Им было уже по… она не помнила, сколько. Все дни слились в одну бесконечную зиму.
И вот сегодня утром она отослала прочь двух служанок, с которыми некогда вместе молилась Богине, сказав, что хочет остаться одна. Они ушли с радостью, ибо находиться рядом с ней, с ведьмой, проклявшей благословенную Валерию, было и страшно и противно. Она осталась перед зеркалом в пустой и темной комнате. Думала было причесаться и одеться как следует, но потом поняла – неохота, да и незачем. Посидела немного, встала, открыла окно.
Взобралась на подоконник.
Тот зимний день словно был подарком Небесной Матери. Морозный, одевший маленькие елочки около дворца в иней и снежный мех, раскрасивший прозрачное небо в лиловый, золото и сероватый голубой. Отсюда, со своей башни, она могла видеть даже отяжелевшие, скованные льдом венчики моржовки.
Ну что же, спасибо.
Это не было бегством.
Всем известно, что птицы защищают своих птенцов – ценой собственной жизни, ценой жизни чужой. Но нужно быть наблюдательным, чтобы знать, что для этого не всегда обязательно оставаться рядом. Можно притвориться, что у тебя сломано крыло, и увести кобру за милю от гнезда.
Это озарение пришло ей совсем недавно. Если видишь будущее, возможно, есть способ и… слегка подкорректировать… его? Ибо она начала догадываться, что значил ее сон, и твердо решила, что сбыться ему она позволит только через свой труп.
У нее и так отобрали все, что только можно было. Будущее, мечту, мужа, умершего внезапно под диагнозом «неизвестная болезнь», поставленным местными врачами, больше похожими на гробовщиков – под стать их королю, находиться рядом с которым для нее, как и для многих других, было теперь смерти подобно.
Она уже оплакала свою судьбу, печальную сказку, сказку о принцессе, которой так и не довелось стать королевой.
Поэтому теперь она могла расправить плечи, поднять голову, улыбнуться и спросить: «Ну что, что еще вы можете у меня отнять?»
Жалеть ей было не о чем.
Она даже больше не жалела о том, что не может кончить все это дело мирно. Что не может раскрыть людям глаза на то, что двух ее ангелов обвинили совершенно беспочвенно. Ее мужа отравили завистники, предвестья засухи замечали еще тогда, когда малыши даже не появились на свет, войну начал сам король Валерии, нагрубив императору-соседу. Они не виноваты, слышите, ни в чем не виноваты! Все просто совпало. Это случайность, случайность, просто случайность. Почему вам всегда нужна жертва, на которую все можно свалить?
Это не было бегством.
Она делала это не от отчаяния и не от страха. Ее тело даже не смело дрожать от холода – оно было зажато в железных тисках ее храбрости. Она решила – и она делала это потому, что это могло помочь.
Жалеть ей было не о чем. Близился день, когда умерла бы и она, и то, что она до сих пор не отравлена, – всего лишь результат лени или забывчивости придворного повара. Если сегодня в ее завтраке еще не было какой-нибудь цикуты, то она нашлась бы там за обедом, или за завтраком на другой день. Возможно, неведомый яд уже течет по ее венам и подбирается к сердцу, так что через час-другой – паралич дыхательной системы и смерть, и в некрологе напишут: «заразилась от собственного мужа, когда плакала у его смертного одра».
Жалеть ей было не о чем.
Она не стала мстить. Она могла бы, как булгаковская Маргарита, о существовании которой она, разумеется, даже не подозревала, рвать, метать и крушить, она могла бы, в конце концов, плюнуть в королевский кофе, но не стала. Ведь, в конце концов, она делала то, что делала, не потому, что ненавидела. Она делала это потому, что любила.
Внизу кто-то заметил ее, что-то закричал, куда-то побежал. На лестницу, наверное, и через пару минут сюда ввалится толпа людей, и схватит ее, и посадит в комнату без окон, начисто лишенную острых предметов. Потеря времени, значит, потеря единственного шанса.
Жалеть ей было не о чем. Разве что…
Она обернулась и увидела в дверном проеме две маленьких тени. Не очень напуганных, не слишком печальных, просто стоящих и ждущих.
Она хотела, чтобы они услышали то единственное, что она еще должна была им сказать в этой жизни.
Она не знала, через какую чудовищную призму преломились их души, если ее заурядное сновиденье вылилось в невиданную магическую мощь. Но, памятуя о том, что ее сослали в Храм за то, что она предсказала смерть соседской кошки, она старалась даже не думать о том, что может случиться с ними.
Она смотрела на них, потом улыбнулась со всей нежностью, что жила в ее душе с самого их рождения, и шепнула:
- Вы ни в чем не виноваты.
Четыре топазовых глаза смотрели на нее спокойно и неподвижно, и не было никакой возможности понять, услышали они ее или нет.
Что ж. Рано прощаться. Они еще встретятся, там, в Верхнем мире, где, как говорят, нет скорби и вечность летит так, что не замечает ее. Они встретятся там, какими бы дьяволами кто ни называл ее детей, она-то знает. Она знает о том, что бывает после, больше их всех вместе взятых.
Она не думала о том, что будет, если не сработает.
Жалеть ей было не о чем.
Она верила, что случившееся однажды больше повториться не может. Значит, угрозы больше нет. Все будет хорошо.
Она закрыла глаза и спиной вперед шагнула с подоконника.
Так воплотился ее сон – тонкая фигурка, падающая вниз в лентах длинных белых волос.
Десятью секундами позже пятеро мужчин без стука ворвались в ее комнату-тюрьму, но застали там только двух маленьких экс-принцев, утративших титул со смертью отца.
Они держались за руки.
И то, что жило в их голубых глазах, могло свести с ума.
Они молчали. Они молчали и потом, до самого расставания. Они были в таком возрасте, когда уже все понимаешь, но еще ничего не обязан объяснять.
И, наверное, они услышали то, что должны были, потому что тогда, перед лицом выбора между смертью одного и смертью обоих, попросту отказались выбирать.
Они-то знали, что не сработало, потому что проклятия всегда берут по максимуму.
Но они – не виноваты. А значит, можно отнять у них свидетельство о чистоте крови, право считаться людьми, можно отнять у них все, что угодно, но право остаться никто у них не заберет, как ни старайся.
Они забыли это – когда вырастаешь, всегда забываешь все, что знал. Но это было потом, совсем не скоро. А пока они держались за руки.
И этого было довольно, чтобы сказать все, что нужно было сказать, и помнить все, что нужно было помнить.
@темы: новогодний слон, Tsubasa
Все равно замечательная вещь! Огромнейшее спасибо за подарок :3
Рад, что понравилось ^ ^ Нет, правда, я безумно волновался.